Ночь в морге.

Ночь в морге

Как-то пришлось мне устроиться ночным дежурным в один из моргов. Работа непыльная, сутки через трое, да и клиентура, как говорится, покладистая. Поначалу было страшно и противно, а потом ничего, привык.

Однажды заступаю на дежурство. К вечеру появился Митрич — он в морге этом лет, наверное, двадцать проработал. Приходит и говорит:

— Ты сегодня на ночь в дежурке закройся и не выходи, чтобы там ни случилось. Ночь сегодня плохая. Всякое может быть...

К концу рабочего дня я и не вспомнил бы об этом, только насторожила меня одна деталь: Митрич был трезвым и говорил вполне серьёзно. Поздно вечером я проверил морозильную установку, посмотрел, всё ли в порядке в прозекторских, потушил свет и вернулся к себе в дежурку. Там схема следующая: входная дверь, рядом дежурка и длинный Т-образный коридор, в конце которого расположены двери, ведущие в трупохранилище, прозекторские и другие помещения. Всю ночь в коридоре горит несколько ламп. Двери, кроме выходной, нигде не закрываются, просто плотно прикрыты. В дежурке на двери есть задвижка, но дверь всегда оставляли настежь открытой.Так же было и в ту ночь. Сижу, читаю, но нет-нет, да и прислушиваюсь к тишине. 

В полночь в сон потянуло, решил прилечь. И тут слышу, как в коридоре скрипнула дверь. Осторожно, почти неслышно, но скрипнула. Выглянул, в коридоре свет тусклый, рассеянный: там, где двери, темно, и ничего не видно. Как-то не по себе стало. Думаю, пойду, погляжу, почему дверь открылась. Пошёл, а чтобы уверенности себе придать, ступаю твёрдо, шаги отдаются глухим эхом. И тут замечаю — нет, даже скорее чувствую — впереди в темноте какое-то едва уловимое движение. Отчётливо вспоминаю: «Закройся и не выходи, что бы ни случилось!». Медленно отступаю в дежурку, захлопываю дверь и щёлкаю задвижкой.

По коридору проносится шорох быстрых шагов, обрывающихся у самой двери. Потом снаружи дверь сильно тянут за ручку. Она поддаётся на несколько миллиметров — дальше не пускает задвижка. В щели мелькает неясный тёмный силуэт, и в дежурку просачивается явственный сладковатый трупный запах.В следующее мгновение я с дикой силой вцепляюсь в дверную ручку. А из коридора что-то жуткое пытается проникнуть ко мне. Царапает дверь, дёргает ручку, шарит по косякам и стенам, и всё это происходит при полном молчании. Не слышно даже тяжёлого дыхания. Только тянет из-за двери запахом формалина.

Вместе с рассветом в коридоре наступает гробовая тишина. Никто больше не царапает, не рвётся в дверь. Но я ещё долгое время не могу выпустить ручку: так и стою, вцепившись в неё побелевшими от напряжения пальцами...Настойчивый звонок возвращает меня к действительности и заставляет распахнуть дверь. Коридор пуст: оттого кажется, что всё происходящее ночью, было кошмарным сном. Замок, как всегда, заедает, и я долго не могу его открыть. Наконец, мне это удаётся. На крыльце стоит сменщик.

— Ну, ты здоров спать! Битый час звоню! — изумляется он. Я невнятно мычу о том, что здорово перебрал спирта, ничего не слышал и что вообще меня лучше сегодня не трогать.

Рабочий день в разгаре, а я никак не могу заставить себя уйти домой. Нервно курю на крыльце и отчаянно пытаюсь понять, что было ночью — реальность или сон. Рядом курит старший прозектор, о чём-то меня спрашивает, я ему что-то отвечаю, а у самого в голове только одна мысль: «Это был сон, этого не может быть». Тут на крыльцо выходит практикант:

— Андрей Андреевич, тут странный случай. Готовлю на вскрытие труп утопленника — ну, того, что привезли позавчера, — а у него под ногтями полно белой краски.

— Что же тут странного? — лениво спрашивает старший прозектор.

— Краска засохшая, старая, но надломы и срывы ногтей на руках трупа, по-моему, посмертные, свежие.

Они уходят, а я подхожу к двери в дежурку. На высоте человеческого роста, на гладкой белой поверхности отчётливо проступают полукруглые царапины и неровные сколы…